Я поднялся на холм,
Полон грусти, — и что же:
Там шиповник в цвету!
(из средневековой японской поэзии)
Живопись Николая Викторовича Дочкина эмоциональна, безудержна, напряженно-стремительна или взволнованно-тиха, но неизменно восторженна. Наблюдая мир природы, художник вслушивается в гармонию его цветозвучий, сверяясь с мелодикой собственного, неповторимого, ведомого только ему музыкального инструмента. Работы Дочкина сохраняют чистоту чувственного созерцания, позволяющего ему — умудренному творцу — постигать природу в ее первозданности и целостности, разгадывая и воплощая ее живописную сущность.
Возможно, поэтому на протяжении не одного десятка лет художник предпочитает пейзаж другим жанрам, чутко улавливая и фиксируя на холсте и в памяти едва заметные колебания среды, постоянно меняющей свою цвето-пластическую структуру под воздействием света и воздуха.
Переходные состояния (еще не осень, но уже не лето, ранняя весна; сумерки или рассвет) в их стремительности или затянувшейся неизбежности интересны художнику более всего. Так же как и захватывающая непредсказуемая жизнь неба, которое то нависает над землей, то словно опрокидывается на нее или, казалось бы, продолжает существовать независимо от земного ландшафта, оставаясь контрастным по отношению к нему, но всегда определяет состояние, среды, становясь камертоном живописного звучания пейзажа.
Любая смена природных ритмов несет в себе огромный заряд жизнен¬ной энергии. Преобразованная художником в творческую она проявляется в его работах контрастом цвето-тональных созвучий и широким, лепящим фор¬му, рельефным мазком, усиливающим эмоциональный строй произведений.
Буйство цвета или его напряженная трепетность, в сочетании с фактурным многообразием (пастозной глубиной, мерцанием сознательно непрописанного холста, невесомо-жесткой мережкой процарапываний) создают характерную цветовую среду, где свет, проникая в тончайшие переплетения живописной структуры, по сути, становится ее канвой, а светосила цвета определяет цельность работы и делает ее состоявшейся.
Пейзажи Дочкина завораживают, обнимают морозной свежестью и теплом поздней осени. В них весеннее шальное солнце, лаская, обжигает раскаленной платиной или спешит расплавить им же взбудораженное многоцветие; разбушевавшийся ветер, «ссорит» ледяные тучи, сковывая холодом теплые цвета земли; тревога первых дней лета сменяется осенней тихой радостью, дающей отдохновение душе.
Но ни одну из работ художника нельзя пересказать словами. Столь же неубедительны попытки «объяснять» литературными предпочтениями автора образный строй его произведений. Живопись Дочкина многогранна. В своих работах он выходит за пределы собственно изобразительности. Его волнует не столько сюжет, сколько внешнее и еще больше — внутреннее состояние художественной формы, которая, становясь частью живописного образа, уже в меньшей степени соответствует реальности.
Написанные на пленэре работы сохраняют качества натурного этюда. Но выбор удаленной точки, задающей панорамность зрительного охвата, мерный ритм композиции говорят о стремлении автора к картинной завершенности. Это неизменно обращает художника к поискам новых средств выражения и приводит к созданию серий и циклов работ, связанных с конкретным местом или явлением.
Америка и Европа; Северный Кавказ и Крым; Байкал и среднерусская полоса — индустриальные, архитектурные и «нетронутые человеком» ландшафты, становятся для Н.В. Дочкина не просто объектами любования, но темами художнического исследования. Как и работа в, казалось бы, неожиданном для него жанре натюрморта.
Взаимодействие реалистического и декоративного начал сообщает живописи Н. Дочкина необходимое напряжение, рождающее новую реальность, в которой художественная убедительность образа подтверждается динамикой предметно-пространственных отношений.
В работах Дочкина, будь то пейзаж, натюрморт или сюжетно-ассоциативная композиция, любой предмет, «живет» в среде. Включаясь в живописную интригу, он либо становится цветовой доминантой, либо растворяется в свето-воздушной среде, следуя ее движениям.
«Осязая» цветом форму, обретающую свои объем и вес, художник извлекает ее из окружающего пространства, выстраивая его многоплановость, подчиняя его внутреннюю динамику созданию пространственной глубины изображения. В ходе конструктивных преобразований активную роль играет свет, утверждающий реальность существования художественной формы. В произведениях Дочкина живописная экспрессия, перерастая эмоционально — фактурный жест, становится качественной характеристикой авторской живописи.
Если этюд дает художнику возможность передать мгновение — давно ожидаемое или ставшее внезапным откровением, то картинное обобщение позволяет ему воплощать образы, навеянные не столько заданным сюжетом, сколько цвето-пластическими ассоциациями, связанными с реальностью. Таковы работы последних лет — «Ходят кони» (2004 г.) — образ, вызванный из памяти и фресковая, по степени обобщения, композиция «Версия» (2004 г.), мотив которой стал отголоском известной средневековой тверской миниатюры. Здесь более очевиден переход художника от сюжетного к образно-ассоциативному мышлению, где важна не повествовательность, а цвето-ритмическая организация пространства картины. Отодвигая на задний план «литературу» автор решает эту сложную тему средствами живописи. А возникающая при этом недосказанность рождает в сознании зрителя новые образы.
Художник Николай Дочкин очень органичен в своем времени. От «сюжетных» — поэтически вдохновенных картин-пейзажей 1960-80-х, через этюдную раскрепощенность 90-х, он вышел к созданию «иной» живописной реальности, отвечающей его сегодняшним творческим устремлениям. Продолжая традиции западноевропейской и русской живописи XIX-XX вв., на протяжении многих лет он остается верен самому себе.
Марина Волощенко
искусствовед