ЧУПРИЯНОВКА
Она была в нашей жизни с первых дней знакомства, а у меня - даже раньше, и продолжает оставаться сейчас.
Не знаю, помнит ли кто-нибудь теперь, но лет сорок назад Чуприяновка слыла тем особым местом, куда нередко отправлялась городская творческая интеллигенция, - часто просто гулять; а уж художники – особенно часто, чтобы писать, писать, писать. Не надо было ехать далеко - всего десять минут на электричке; не надо идти далеко - сразу от станции открывались виды на дали - леса и холмы; но уж если всё же немного пройти вверх, по аллее старинных лип мимо разрушенной церкви, то можно увидеть волшебную берёзовую рощу, тогда известную многим как посаженную учениками сельской школы в 1922 году, о чём и сообщает приделанная к стволу табличка.
"Берёзы ликуют" 1978 г. км 69х48,5 |
Для меня лично Чуприяновка, и в первую очередь, берёзовая роща, памятны с детства. В начале 60-х годов детские учреждения выезжали на лето на дачу, и я, детсадовский ребёнок, в течение четырех лет проводила июнь, июль и август в помещении старой деревенской школы, напротив берёзовой рощи, - красавицы на холме, - которая светилась белыми стволами и всегда приветствовала нас тонкими ветками – на фоне безграничного пространства неба. И детская память сохранила, как в выходные, когда обычно приезжали родители, я ждала… – и из зелени берёзовых ветвей шёл мне навстречу высокий красивый отец,.. а я к нему бежала, бежала, бежала;.. и где-то там, в листве, пряталась наша зелёная машина, и были мама, бабушка, дедушка и наш ласковый пегий сеттер… А теперь мне хочется, по-детски фантазируя, думать: вдруг в то же самое время где-нибудь рядом писал свои этюды уже взрослый, молодой человек Николай Дочкин; только я его тогда не знала и не видела: ведь художник - если он хороший художник - всегда прячется, чтобы ему не мешали… И пусть наивна эта неожиданная детская выдумка; но зацепились жизнь и судьба за Чуприяновку, - и не отступает, не отпускает меня и теперь…
Мы стали ездить с Николаем Дочкиным в Чуприяновку сразу, как только познакомились. Так, спустя 20 лет, я, уже взрослая, вновь увидела и узнала места моего детства. И это давало глубокую и трогательную эмоцию, бесконечно значимую и дорогую. Совершенно не будучи обученной, я пробовала писать сама, сразу маслом на картонках; и сохранившиеся этюды – свидетельство тому, что всё получалось: я действительно могла уловить и воспроизвести суть увиденного. Николай их хвалил. Он был самым правильным Учителем: никогда ничего не изменяя в твоем рисунке, обучал больше тем, что находился рядом и сам одержимо работал. Для него же - Чуприяновка была неиссякаемым источником вдохновения: он писал мостки, ручей, разрушенный храм, берёзовую рощу, поля и леса - все особенности этого места; и каждое из них для него было всякий раз ярким открытием - открытием нового, непременно важного - и, прежде всего, - открытием внутри себя. Помню, что среди всех остальных друзей-художников он больше всех любил – чувствовал и понимал - Чуприяновку. И я в душе бесконечно гордилась им.
"Мостки" 1978 г. км 15,5х21,5 |
"Ручей" 1978 г. км 15,5х21,5 |
А Чуприяновка располагала к открытиям. Как-то он мне сказал, что раньше здесь было имение: была система сообщающихся прудов, ныне испорченная человеком; был действующий храм на горе, теперь тоже разрушенный. К храму, снизу вверх, вела удивительная аллея старых лип, явно выделяющаяся среди зарослей дикого леса. «А ведь липа – это оберег человека, - недаром её сажали во всех барских усадьбах!» Кто ему это сказал, я не знала, но хорошо понимала, насколько глубоко он входил в действительность, не просто эмоционально воспринимая её, но и философски обдумывая. Чуприяновка была для него неким значимым светским пространством, интеллектуальным и гармоничным – в прошлом; сгустком одухотворённой энергии – теперь, откуда он черпал заряд и силы для многих открытий и вдохновение для живописных работ. И он писал не просто пейзажи, а создавал интересные картины-образы, которые, часто выстроив в себе заранее, просто не мог не написать. Он делился со зрителями своими открытиями, одновременно оставляя нам память: о той далёкой Чуприяновке, которая была много лет назад, и о себе - глубоком, честном, одержимом Художнике, так серьёзно и преданно относившимся ко всему, что он делал. В Чуприяновке он всегда находил мотив, отвечающий выношенному внутри образу; и быстро исполненный этюд, а порой и законченная прямо на пленэре картина, - являлись успешным итогом соединения его творческой мысли и реальности. Поэтому все работы Дочкина - реалистичны, узнаваемы, понятны; и в то же время они открыты для размышлений, если внимательный и пытливый зритель задаёт себе вопросы: «А зачем он это писал, и почему именно так?» Ответы на них - и есть путь к разгадке его творчества. И у каждого - свой. Однако, думаю, удовлетворение и радость от увиденного – всеобщие.
Весенняя грусть. Чуприяновка 1980 г. бум./м 27х36,5 |
Лиственница в Чуприяновке 1982 г. бум/м 18х24,5 |
Полотна Художника – ранние, среднего периода, поздние – несомненно, отличаются друг от друга. Сравнивая их, можно проследить и развитие эмоционально-чувственного видения автора, и рост его живописного мастерства. Однако, образы, создаваемые им, безусловно, имеют некую общую, на мой взгляд, глубоко правильную основу – пантеистического видения мира. Когда всё природное на Земле, включая Человека, взаимосвязано, а главное, одухотворено, и представляет собой единое целое, существующее в Вечности. Именно поэтому ветви его деревьев – как руки, как пальцы, а склонившиеся стволы иногда напоминают людей: согнувшихся, сгорбленных – это о старых деревьях; или, наоборот, - торжествующих, крепких, с расправленными плечами и спинами – это о молодых. Недавно мой взгляд остановился на иллюстрациях сказок А.С.Пушкина, исполненных Станиславом Романовичем Ковалёвым, родившимся в тот же год, что и Н.В.Дочкин (удивительное совпадение!) Так вот «дуб зелёный», широкий и могучий, во весь разворот большой детской книги, был нарисован сказочно, нет - правдиво-сказочно - так, что растущие из ствола ветви, переплетаясь, сами напоминали птиц, животных и даже людей. Теперь мало кто так рисует, потому что мало кто так видит. Так вот, всё это - есть также дочкинское, его понимание мира. Нет, не сказочное, не плод разыгравшейся фантазии, - а очень и очень правдивое, реальное. Потому что сказка – она и есть настоящая правда, только из самой глубины взятая. Во всем, что мы имеем природного на Земле, живёт Душа; и пока есть физическое тело, эта Душа жива, существует. Только у Дочкина – для взрослых , и всё серьёзнее. Ещё раз взгляните на его деревья – их стволы, ветви, силуэты в целом – деревья, несомненно, одушевлённые. Об этом - и в названии работы художника Дочкина - «Берёзы ликуют». Они взаимодействуют с нами, и – очень добрые – они заботятся о нас. Это как в сказке: «Яблоня, матушка, спрячь меня!» - «Поешь моего лесного яблочка». Девочка поскорее съела и спасибо сказала. Яблоня её заслонила ветвями, прикрыла листами. Гуси-лебеди не увидели, пролетели мимо».
Церковь в Чуприяновке 1982 г. хм 25х27 |
Осень в Чуприяновке 1996 г. хм 52х72 |
Да, особое отношение было у Художника к дереву: он не просто любил и понимал его, он, казалось, чувствовал его Душу. И поэтому совсем не случайно давным-давно для оформления тогда нового кукольного театра в Калинине были придуманы деревянные куклы, удивительные фольклорные и сказочные персонажи, выполненные Н. Дочкиным, Б. Запрудновым и Вс.Солодовым. Крупные, во весь рост ребёнка, они находились в фойе, чтобы до спектакля дети могли знакомиться с ними: и не просто смотреть издалека, а играть - прикасаться, даже лазать по ним, ощущая тёплую поверхность дерева, получая ласку и любовь Природы. Где они теперь, эти куклы ? Их было много, а теперь – всего ничего!
Ещё одна интересная особенность художника Дочкина – ну, скажем, умение видеть «переходы Душ» в общей пантеистической картине мира. Когда вдруг тебе дерево оборачивается фигурой с руками-крыльями в темпераментном танце или саркастическим взглядом Мефистофеля, обозревающим нашу жизнь сверху. Это кто как видит. И с какой стороны посмотреть. Такой деревянный сук был принесён из леса и помещён на специальной подставке на подоконник. Николай с фигуркой явно взаимодействовал: поворачивал, мог повесить ей на руку какой-нибудь предмет - например, новогодний шарик – тем самым ещё раз подчеркивая взаимосвязь всего и вся. Должно быть, фигурка давала ему определённую энергию - и в физическом плане, и в творческом.
И ещё одна диковинная сучковатая палка, несомненно, поразила его воображение, потому что запечатлена на картине «Лесной натюрморт», который тоже навеян Чуприяновкой. Синие цветы, подснежники, уже распустившиеся, в простой прозрачной вазочке – и большая распластавшаяся птица перед ними, поднявшая голову с клювом, как будто с удивлением их рассматривающая. Птица, сухая ветка, – выбеленным контрастом к синим живым цветам.
"Лесной натюрморт" 1996 г. хм 36х39 |
"Мефистофель"
|
…Я продолжаю ездить в Чуприяновку. Хожу по давно протоптанным тропинкам, дорожкам, дорогам. Отмечаю (про себя) изменения, «прогресс», далеко не в пользу Природы. Вот выкопали огромный коммерческий пруд, запустили рыбу – для ловли за деньги. Прогорели, пруд забросили, воду спустили – котлован с грязью на дне – остался. Нет уже больше здания сельской школы, - вместо неё заросли запустения. Да и берёзовая роща поредела и как-то поблёкла: старых деревьев осталось мало, а молодые ещё не выросли. Разрушенный храм - восстанавливается? – нет, просто строится другой, попроще, новодел: не успели покрасить, а всё уже облупилось. Спускаюсь с холма по липовой аллее, оборачиваюсь и смотрю снизу вверх. Слава Богу, все деревья целы: очень старые, они поддерживают друг друга.
Налетает ветер, и они в унисон шумят. Выбираю главное среди них, на мой взгляд, - Дирижёра в оркестре. Я фотографирую его.